Я поклонился.

– Здесь пять соверенов, – сказал он, подойдя ко мне, – гонорар, надеюсь, достаточный. Но запомните, – добавил он, и со смешком легонько похлопал меня по груди, – если вы хоть одной душе обмолвитесь о том, что увидели – хоть одной душе! – тогда… да помилует бог вашу душу!

Не могу вам передать, какое отвращение и ужас внушал мне этот человек, такой жалкий с виду. Свет лампы падал теперь прямо на него, и я мог разглядеть его лучше. Желто-серое остренькое лицо и жидкая бороденка клином, точно из мочала. Когда он говорил, то вытягивал шею вперед, и при этом губы и веки у него непрерывно подергивались, как если б он страдал пляской святого Витта. Мне невольно подумалось, что и этот странный, прерывистый смешок – тоже проявление какой-то нервной болезни. И все же лицо его было страшно – из-за серых, жестких, с холодным блеском глаз, затаивших в своей глубине злобную, неумолимую жестокость.

– Нам будет известно, если вы проговоритесь, – сказал он. – У нас есть свои каналы осведомления. А сейчас вас ждет внизу карета, и мой друг вас отвезет.

Меня быстро провели через холл, запихали в экипаж, и опять у меня перед глазами мелькнули деревья и сад. Мистер Латимер шел за мной по пятам и, не обронив ни слова, сел против меня. Опять мы ехали куда-то в нескончаемую даль, в полном молчании и при закрытых оконцах, пока наконец, уже в первом часу ночи, карета не остановилась.

– Вы сойдете здесь, мистер Мэлас, – сказал мой спутник. – Извините, что я вас покидаю так далеко от вашего дома, но ничего другого нам не оставалось. Всякая попытка с вашей стороны проследить обратный путь кареты окажется вам же во вред.

С этими словами он открыл дверцу, и не успел я соскочить, как кучер взмахнул кнутом, и карета, громыхая, покатила прочь. В недоумении смотрел я вокруг. Я стоял посреди какого-то выгона, поросшего вереском и черневшими здесь и там кустами дрока. Вдалеке тянулся ряд домов, и там кое-где в окнах под крышей горел свет. По другую сторону я видел красные сигнальные фонари железной дороги.

Привезшая меня карета уже скрылась из виду. Я стоял, озираясь, и гадал, куда же меня занесло, как вдруг увидел, что в темноте прямо на меня идет какой-то человек. Когда он поравнялся со мной, я распознал в нем железнодорожного грузчика.

– Вы мне не скажете, что это за место? – спросил я.

– Уондсуэрт-Коммон, – сказал он.

– Могу я поспеть на поезд в город?

– Если пройдете пешочком до Клэпемского разъезда – это примерно в миле отсюда, – то как раз захватите последний поезд на Викторию.

На том и закончилось мое приключение, мистер Холмс. Я не знаю, ни где я был, ни кто со мной разговаривал – ничего, кроме того, что вы от меня услышали. Но я знаю, что ведется подлая игра, и хотел бы, если сумею, помочь этому несчастному. Наутро я рассказал обо всем мистеру Майкрофту Холмсу, а затем сообщил в полицию.

Выслушав этот необычайный рассказ, мы короткое время сидели молча. Потом Шерлок посмотрел через всю комнату на брата.

– Предприняты шаги? – спросил он.

Майкрофт взял лежавший на столе сбоку номер «Дейли ньюс».

– «Всякий, кто что-нибудь сообщит о местопребывании господина Паулоса Кратидеса из Афин, грека, не говорящего по-английски, получит вознаграждение. Равная награда будет выплачена также всякому, кто доставит сведения о гречанке, носящей имя София. Х 2473». Объявление появилось во всех газетах. Пока никто не откликнулся.

– Как насчет греческого посольства?

– Я справлялся. Там ничего не знают.

– Так! Дать телеграмму главе афинской полиции!

– Вся энергия нашей семьи досталась Шерлоку, – сказал, обратясь ко мне, Майкрофт. – Что ж, берись за этот случай, приложи все свое умение и, если добьешься толку, дай мне знать.

– Непременно, – ответил мой друг, поднявшись с кресла. – Дам знать и тебе, и мистеру Мэласу. А до тех пор, мистер Мэлас, я бы на вашем месте очень остерегался, потому что по этим объявлениям они, конечно, узнали, что вы их выдали.

Мы отправились домой. По дороге Холмс зашел на телеграф и послал несколько депеш.

– Видите, Уотсон, – сказал он, – мы не потеряли даром вечер. Многие мои случаи – самые интересные – попали ко мне таким же путем, через Майкрофта. Заданная нам задача может иметь, конечно, только одно решение, но тем не менее она отмечена своими особенными чертами.

– Вы надеетесь ее решить?

– Знать столько, сколько знаем мы, и не раскрыть остальное – это будет поистине странно. Вы, наверно, и сами уже построили гипотезу, которая могла бы объяснить сообщенные нам факты.

– Да, но лишь в общих чертах.

– Какова же ваша идея?

– Мне представляется очевидным, что эта девушка-гречанка была увезена молодым англичанином, который называет себя Гарольдом Латимером.

– Увезена – откуда?

– Возможно, из Афин.

Шерлок Холмс покачал головой.

– Молодой человек не знает ни слова по-гречески. Девица довольно свободно говорит по-английски. Вывод: она прожила некоторое время в Англии, он же в Греции не бывал никогда.

– Хорошо. Тогда мы можем предположить, что она приехала в Англию погостить, и этот Гарольд уговорил ее бежать с ним.

– Это более вероятно.

– Затем ее брат (думаю, они именно брат с сестрой) решил вмешаться и приехал из Греции. По неосмотрительности он попал в руки молодого человека и его старшего сообщника. Теперь злоумышленники силой вынуждают его подписать какие-то бумаги и этим перевести на них имущество девушки, состоящее, возможно, под его опекой. Он отказывается. Для переговоров с ним необходим переводчик. Они находят мистера Мэласа, сперва воспользовавшись услугами другого. Девушке не сообщали, что приехал брат, и она открывает это по чистой случайности.

– Превосходно, Уотсон, – воскликнул Холмс, – мне кажется, говорю это искренне, что вы недалеки от истины. Вы видите сами, все карты у нас в руках, и теперь нам надо спешить, пока не случилось непоправимое. Если время позволит, мы захватим их непременно.

– А как мы узнаем, где этот дом?

– Ну, если наше рассуждение правильно и девушку действительно зовут – или звали – Софией Кратидес, то мы без труда нападем на ее след. На нее вся надежда, так как брата никто, конечно, в городе не знает. Ясно, что с тех пор как у Гарольда с девицей завязались какие-то отношения, должен был пройти некоторый срок – по меньшей мере несколько недель: пока известие достигло Греции, пока брат приехал сюда из-за моря. Если все это время они жили в одном определенном месте, мы, вероятно, получим какой-нибудь ответ на объявление Майкрофта.

В таких разговорах мы пришли к себе на Бейкер-стрит. Холмс поднялся наверх по лестнице первым и, отворив дверь в нашу комнату, ахнул от удивления. Заглянув через его плечо, я удивился не меньше. Майкрофт, его брат, сидел в кресле и курил.

– Заходи, Шерлок! Заходите, сэр, – приглашал он учтиво, глядя с улыбкой в наши изумленные лица. – Ты не ожидал от меня такой прыти, а, Шерлок? Но этот случай почему-то не выходит у меня из головы.

– Но как ты сюда попал?

– Я обогнал вас в кэбе.

– Дело получило дальнейшее развитие?

– Пришел ответ на мое объявление.

– Вот как!

– Да, через пять минут после вашего ухода.

– Что сообщают?

Майкрофт развернул листок бумаги.

– Вот, – сказал он. – Писано тупым пером на желтоватой бумаге стандартного размера человеком средних лет, слабого сложения. «Сэр, – говорит он, – в ответ на ваше объявление от сегодняшнего числа разрешите сообщить вам, что я отлично знаю названную молодую особу. Если вы соизволите навестить меня, я смогу вам дать некоторые подробности относительно ее печальной истории. Она проживает в настоящее время на вилле “Мирты” в Бэккенхэме. Готовый к услугам Дж. Дэвенпорт».

– Пишет он из Лоуэр-Брикстона, – добавил Майкрофт Холмс. – Как ты думаешь, Шерлок, не следует ли нам съездить к нему сейчас же и узнать упомянутые подробности?

– Мой милый Майкрофт, спасти брата важней, чем узнать историю сестры. Думаю, нам нужно поехать в Скотланд-Ярд за инспектором Грегсоном и двинуть прямо в Бэккенхэм. Мы знаем, что человек приговорен, и каждый час промедления может стоить ему жизни.